|
королей Италийских и многочисленных князей Италийских, кои чуть не пали от рук злодеев, желающих поработить богатства италийской нации. Но своевременно я вспомнил об упоминании имени господина Бриллиантова на пластинках Его Императорского Величества корjля Георга V и смолчал. Возможно, успокоил меня в молчании и строгий лик Его Сиятельства князя Андрея Георгиевича Милославского. Обычно, розовощекий и по-ребячески дружественный, то ли в подражание отцу, то ли по истинному характеру князей Милославских, Андрей Георгиевич был строг и величественен. На лбу его обозначились вертикальные морщины, кожа казалось высохла и состарила его на несколько десятилетий. Тревоги из-за поисков отца давали о себе очевидно узнать. Созерцая в тот день лик князя я почти приблизился к осознанию того, какая кровь пересекается в жилах Рюриковичей и первых Романовых, а также к осознанию того, что испытывал каждый русич в 1612 году, когда близкие и сродственники пропадали, так же, как и нынче в безведении и без документационного обеспечения. Сродственников - дивное русское слово, кое зацепило меня, когда князь Андрей Георгиевич с горечью произнес: "И ведь ничего от них не добиться! Даже зная, где по возможности лежит батюшка! Что могу я!? На что претендовать!? Вот собирался посетить посольство дабы посмотреть в глаза господам, стревшим в моего батюшку! Дак ведь не пускают! Даже из сродственников никто помочь не может в поисках отца. Где же мне искать его родного? Куда он мог съехать не упредив ни семью, ни сыновей? Я даже отважился послать запрос двоюродной сестре своей, Марии Ильиничне, жене короля Георга V о том не призвалили они отца в связи с какой надобностью и тревожностью об Русских государственных делах. Хоть сие есть и нарушение правил этикета, но все же тревоги наши с Дуняшей и матушкой, выше спокойств Государевых. Впрочем, письмо есть и не телефонный звонок. Не потревожит покоя. Мария прислала ответ, что не вызывала отца и копию пластинки, где Керенский оговаривается, что под селом Покровка расстреляли еще 30 человек, коих вел батюшка на расследование происходящего с Государем. Но что я могу сделать с этими бумагами!? Разве может кусок асфальта и клочок бумаги служить доказательством!? Ни один суд не работает! Жандармерии нет, что уж говорить о каких-либо следственных комитетах! Я уж и с солдатами беседовал! Кои в Покровке в тот момент квартировались! Собрал доказательства! Знаете что мне сказали: Идите, батюшка по добру-по здорову! Батюшку Вашего мы за строгость уважали - по сему Вас не тронем, но русских в нашем полку не много, другим отдадут приказ и мы уже Вас не выкопаем. Ляжете в той же Покровке, а то и ближе. Можайск вон.. Батюшка Ваш перед смертью клял Можайск, с коего родом! Так что я докажу!? Но в глаза всем им и Керенскому, и Деникину, и Краснову посмотрел бы с удовольствием! Нет, некоторые бумаги мне солдатики создали! Вот письменные признания, что видели лицо схожее с батюшкой в день расстрела на Покровке! 5 штук! Но кто ж солдат, подписавших бумаги, в суд вызовет для показаний!?" Вышедший Эдмонд Амшель, впрочем, полностью удовлетворил желание князя. Высмотрев нас, задержавшихся в толпе, он пригласил нас ко входу и спустя полчаса мы уже восседали в Зале дипломатических приемов Государственного посольства Американской Республики.
Спокойствие, обычно, присущее дипломатическому корпусу на сей раз оставило всех. "Как Вы могли! - кричал Эдмонд Эвард барон де Ротшильд: - Как Вы могли себе позволить на глазах всего мира короновать постороннее лицо!? Кто Вы такой, Керенский!? Король Италии? Греции? Испании? Вы - Деникин! Вы - император Китая, как я уже понял!? Где Ваша совесть гопода!? Где ваша патриотическая ответственность!? Как позволили Вы себе уничтожить государя!? Я допускаю вольтерьянство! Но, как Вы! Лица госдуарственные и военные позволили себе не уведомить народ!?"
Керенский, Краснов и Юденич были весьма пристыжены. Деникин же и Колчак вели себя тиранически.
- Нам нужн
|
|
|
